Стенограмма выступления президента Российского медицинского общества академика Евгения Чазова
- Уважаемый президиум, уважаемые коллеги, уважаемое врачебное сообщество. Сейчас мы стоим перед трудным периодом в своей истории. Возьмем: сейчас реформирование, реорганизация, модернизация, инновация и т.д. Пожалуй, никогда еще не подвергалась врачебная работа критике, как сейчас. (Аплодисменты). Потому что появились в нашем медицинском сообществе люди, которые не достойны высокого звания врача.
Естественно, возникает вопрос: в чем корень существующих недостатков? 24 года тому назад здесь, с этой трибуны я выступал, и мы здесь обсуждали недостатки тогдашнего периода. Они точно такие же были, как и сейчас. Но до коли это будет продолжаться? В чем причина? Вывод один: в кризисном состоянии. Хотя настроение тогда у нас было хорошее, потому что перед съездом тогда правительство повысило зарплату врачам, но все же тот съезд был тоже полон критических выступлений. Критики не такой, какая зачастую бывает сейчас ради своего пиара, а это была критика с представлением конкретных предложений для исправления недостатков и для совершенствования ситуации в медицинской отрасли.
Надо сказать, что выработанные тогда рекомендации и инновации, которые предлагались, решили многие проблемы здравоохранения. Позволили вывести нашу страну на европейский уровень. Мы тогда были одной из передовых стран в области здравоохранения. Но я вынужден сказать, что в 1989 году в стране умирало 590 человек на 100000 человек населения. А в тяжелые 1990-е годы, когда было разрушено здравоохранение, когда мы все с вами работали в тяжелейших условиях, смертность достигла невиданных в истории отечественной медицины высот: 927 человек. И в это время, - так уже получилось, - перестали функционировать большинство мероприятий, которые были приняты на том съезде.
Вот это я могу вспомнить. Мы потеряли диагностические центры и дневные стационары, которые облегчили тогда работу первичного звена здравоохранения – поликлиник, амбулаторий, участковых сельских больниц. А самое главное, что было для нас важно, - мы тогда могли сократить коечный фонд на один миллиард коек, а съэкономленные средства использовать на другие мероприятия.
Надо сказать, что в связи с решением съезда о необходимости внедрения в широкую практику методов первичной профилактики, - так вот, за полтора года 1988-1989 гг. произошло резкое снижение посещение кабинетов терапевтов в поликлиниках. Сейчас мы не знаем, что такое медсанчасть, а тогда мы исходили четко из того, что работодатель увеличил число медсанчастей до 1361. Это позволило нам ежегодно проводить медосмотры 130 миллионов граждан Советского Союза. Еще были осуществлены революционные меры, которые позволяли на практике сократить койко-деньги.
Есть места, где я лично активно участвовал: Российские железные дороги. Вспомним по моей специальности – в 1990-е годы была полностью разрушена кардиологическая отрасль, которая насчитывала 75 центров, созданных в свое время постановлением правительства и Брежнева. Исчезли диспансеры, которые были призваны организовать кардиологическую помощь и диспансеризацию больных. В результате не только увеличили диспансеризацию, но тогда была еще и монетизация. Сейчас, например, благодаря нашей работе из 10 тысяч человек только 27 переходят на инвалидность по сердечно-сосудистым заболеваниям, а тогда было 69.
Вы сейчас, наверное, можете задать вопрос: почему академик здесь вспоминает прошлое, которое всем известно? А потому, что надо помнить о том, что государство наше училось на ошибках прошлого и очень осторожно относилось к реформам. Многое из того, что я говорил, было осуществлено именно постановлением правительства. Если мы хотим создавать высокотехнологичное медицинское обслуживание, то нужно помнить об этом. Ведь мы в кардиологической отрасли восстановились. Мы восстановили дневной стационар с уже высокотехнологическими методами диагностики. Там мы проводим ангиографию и ангиопластику. За три с половиной года было выполнено 3285 ангиографий и 1537 ангиопластик. Я был сейчас на Кавказе. В Махачкале, по-моему, два или три ангиографии делают.
И таких примеров немало. Но эти наши центры диагностические, кардиодиспансеры. Но я хотел бы сказать здесь: взять хотя бы деятельность в рамках ОМС – она продолжает остатки организации местных стационаров. Сейчас проходила конференция, и подходит ко мне директор дневного кардиологического стационара. Говорит: вы скажите в министерстве, к кому обращаться по этому вопросу? Кто там куратор? О чем говорить, если сегодня в нашей стране кардио-диспансеры нужны, потому что у нас кардиология – самый главный источник смерти. Они функционируют сегодня лишь в 25 регионах, а диагностические центры – только в 39 регионах.
Мы говорим о высоких мечтаниях, а не можем сделать то, что мы уже когда-то создавали.
Сегодня здесь обсуждались многие важные вопросы, но вряд ли речь идет только о диспансеризации, а и о необходимости профилактического осмотра. Это возможно в условиях современного финансирования при необходимом наличии кадров. (Аплодисменты). У меня есть боязнь, что мы еще раз увеличим нагрузку на поликлинического врача. (Аплодисменты). К сожалению, многие не разделяют понятия диспансеризация и профилактический осмотр. (Аплодисменты). Профилактический осмотр, который некоторые выдают за диспансеризацию, состоит из простейших оценок. Врач-участковый делает кардиограмму, измеряет артериальное давление. Вот это – весь объем, который не делается постоянно. Диспансеризация включает в себя постоянный контроль за здоровьем. Наблюдение не только врачом, но и специалистом еще с использованием высокотехнологичных методов диагностики.
Я должен сказать, что в жизни моей так получилось, что было создано т.н. 4-е управление. Когда оно создавалось, тогда Брежнев сказал, что это должно быть эталоном для здравоохранения, чтобы многое оттуда перешло в качестве новшеств. Так вот, там – да, была диспансеризация. Там было 60 тысяч лучших людей страны. Когда мы сравнивали, насколько надо увеличить стоимость: в два раза надо было увеличить финансирование первичного звена здравоохранения. Вот мы все там это проверили.
Так что давайте все-таки сначала восстановим диспансеризацию больных. Сейчас из больных сердечно-сосудистыми заболеваниями охватываются в нашей стране диспансеризацией только 36,5% больных, а 60% этих больных не находится под наблюдением врачей. А еще тяжелейшие показания – вы знаете, что такое инфаркт, - 14% только наблюдаются в ходе диспансеризации. Когда мы создавали систему, то мечтали охватить всех. Но для этого нужны ресурсы. Я думаю: то, что у нас такие показатели – 14%, - большая проблема.
Здесь я должен сказать, что мы должны приобщать региональное руководство к охране здоровья. Сегодня, когда значительная часть управления состоянием здравоохранения переходит в регионы, многое зависит от губернатора и других властных структур региона. Не мне вам об этом говорить. Мне за последние годы пришлось разработать концепцию здравоохранения для внебюджетного подхода в одном регионе. Там губернатор активно занимается этой проблемой, поэтому медицинская отрасль там находится на очень высоком уровне. Понятно: если губернатор предлагает передать на охрану здоровья 20-30% бюджета. Не буду называть здесь регионы, где губернатор передает 30% на здравоохранение. Есть регионы, где, дай Бог, 10%. Ясно, что состояние здравоохранения будет гораздо лучше в одном и хуже в другом регионах.
Еще мне бы хотелось обратить внимание. Мне бывает обидно, когда обвиняют совершенно необоснованно порой министерство, когда где-то что-то произошло, но никогда почему-то не спрашивают с губернаторов. Почему так? Нет, за все отвечает Минздрав, специалисты, Москва и т.д. Конечно, Минздрав должен контролировать такие вопросы. Например, сегодня очень болезненный вопрос: что будет с высокотехнологичными методами лечения? Ставит вопрос в правительстве о финансировании этих дорогих методов лечения, потому что от них зависит будущее нашей медицины, ее эффективность. А ведь регионы отличаются своими финансовыми возможностями. Есть регионы, которые могут дать из бюджеты деньги на это, а другие сводят концы с концами.
По моей специальности высокотехнологичные методы – если в 2003 году у нас было проверено 23 тысячи, то благодаря этим высоким технологиям в 2011 году было проверено 188 тысяч коронарных больных. Если в 2003 году было ангиопластики проведено 6000, то в 2011 году было проведено 62 тысячи.
Я хотел бы еще сказать, что только государство, руководство страны смогли спасти нас. Но ведь в начале века этого страна стояла перед тяжелейшей демографической ситуацией, она была страшнейший. Я помню, как мы через Академию наук написали, - тогда Путин только стал президентом, - о том, что будет со страной. Тогда они создали государственную национальную программу. Конечно, государство должны здесь рулить. Мы в 1993 году настояли на 41-й статье в Конституции, потому что вот-вот был опасность того, что будет частная медицина. За 5 лет нам удалось снизить смертность на 2% с 19% до 17%. Успехи государственных программ еще раз подчеркивают значимость государственного регулирования.
Почему я это говорю? Потому что в газетах меня часто в этом упрекают, что я-де отстал. Но жизнь показывает, что без государственного здравоохранения мы ничего не сделаем.
Появилось такое слово – саморегуляция, но и саморегуляция не решит эту проблему. Почему я это говорю? Потому что в 1980-е годы мы провели в целом ряде областей эксперимент: в Куйбышевской, в Кемеровской, в Ленинграде и еще в целом ряде крупных областей. Там была такая установка: делайте, как хотите. Я понимаю, что саморегуляция – это когда мы отменили вот эти квоты при бюджете. Оставили только два кода – это зарплата, а остальное руководитель мог по своим необходимым условиям использовать. Сейчас, если аппаратура испортилась, то можно взять средства. Других расходов мы не имеем теперь.
Надо понимать, что такое саморегуляция. Что подразумевается под этим вопросом? Конечно, саморегуляция в Кемеровской области, когда в поликлиниках стали избирать главных врачей. В конце концов это привело к анархии. Государство должно и может привлекать медицинские общественные организации совершенствовать законодательство, но только работая вместе с ним и под жестким контролем государства.
60 лет я работаю и видел не одно поколение. Моими учителями были земские врачи. Врачи, которые в сложных условиях организовали советское здравоохранение. Моя мать была врачом. Советское здравоохранение признано одним из лучших в мире, которое было в 1970-1908-е годы. ВОЗ к нам обращалась за помощью, за советами. Я тогда был экспертом ВОЗ.
Наконец, 1990-е годы, которые погубили наше здравоохранение. Не только в плане организации, но и я бы сказал, в менталитете новых врачей. Особенно это касается молодого поколения. Сегодня профессия врача все меньше и меньше привлекает. Вы помните лозунг, которые был в 1990-е: «Обогащайтесь, кто и как может». Само общество создавало такой новый подход к врачам. Забыта была основная составляющая врачебной специальности – это три кита: знание, милосердие и ответственность. Многие вещи были зависимы от менталитета врача. Конечно, сегодня медицинские институты - в плане абитуриентов там недоборы. Не спешит туда наша молодежь, потому что у врачей низкая зарплата. В конце концов, та обстановка – она разрушает идеалы врача, которые произнес еще Пирогов: «Быть счастливым счастьем других – вот счастье и земной удел каждого, кто избрал профессию врача». Хочешь быть врачом настоящим – ты должен быть счастлив за других.
Да, мы знаем наши недостатки. Знаем, что есть среди врачей нечестные и недобросовестные, преступно халатные. Мы боремся с ними и будем жестоко далее бороться. Но одновременно мы должны думать и о защите врача, его чести, достоинства, социальной защищенности и материального благополучия. Мы с вами должны думать об этом.
Я скажу представителям СМИ, что объективность – вот мерило отношения общества к врачу. Нравственная позиция каждого гражданина в нашей стране к врачу, к медицине. Потому что они сохраняют жизнь, сохраняют здоровье. Соответственно, к врачу должно быть такое же отношение. Потому что большинство врачей – это честные и самоотверженные труженики, достойные благодарности наших пациентов. Я мечтаю, чтобы до 2018 году наши врачи были счастливы. Спасибо.